Инга Преловская
8 апреля 2009, «ИЗВЕСТИЯ»
ВЛАДИМИР ОВЧИННИКОВ, Директор "Второй школы"
В этой физико-математической школе не возникла бы особая аура, если бы Овчинников, сам историк, не собрал в ней незаурядных педагогов-гуманитариев, однокашников своих и жены Ирины, известной словесницы, а позже – спецкора "Известий". Недаром в уставе школьного театра возник девиз:
"Физик + лирик = человек будущего"
Недавно президент вручил в Кремле значок народного учителя России Владимиру Федоровичу Овчинникову, директору московского лицея "Вторая школа", питомника будущей научной элиты. "Известия" писали об этой школе еще в середине 60-х, когда она стала одним из ренессансных явлений "оттепели".
Более полувека назад молодой Овчинников стал директором школы-новостройки, окруженной пустырями. Зато неподалеку уже врезался в небо шпиль МГУ на Воробьевых горах и поднимались корпуса НИИ. По замыслу хрущевской реформы школа должна была давать ученикам рабочую профессию. Но не делать же табуретки в новом "Латинском квартале"? Овчинников пошел к руководству НИИ-соседа и договорился о производстве плат для ЭВМ. Профессия – радиомонтажник. Так в школу хлынул поток учеников. Конкурс проводили по физике и математике. А для особо "продвинутых" ребят директор стал находить сильных учителей. И к тому времени, когда идея школьного профобучения отпала (как происходит обычно с попытками ломки через колено), физико-математический профиль в школе Овчинникова уже сложился.
Университетским профессорам, приводившим своих детей, директор предлагал включиться в учебный процесс. Курсы спецматематики и спецфизики параллельно школьной программе стали читать видные ученые, а их аспиранты проводили семинары.
Учиться было нелегко. Академик РАН А. Хохлов рассказывал мне: "Мы решали огромное количество задач, и это развивало аналитическое, поисковое мышление. Привычка много и систематически работать осталась на всю жизнь".
При строгой дисциплине, которую насаждал Овчинников, школа стала немыслимым островом свободы в тогдашнем наробразовском пространстве. Учитель истории, размышляя о причинах отступления нашей армии в 41-м, мог вспомнить о жестоких репрессиях среди ее комсостава в преддверии войны или, рассказывая о революции, называть имена тех, кого потом вычеркнули из книг. Исследователь творчества Толстого беседовал с учениками о его философских и религиозных взглядах, как-то заметив: "Надо тянутся к Толстому, а не опускать его до себя". Словесники Г. Фейн и А. Якобсон выступали с открытыми лекциями о Блоке, Маяковском, а также о не входивших в программу Пастернаке, Ахматовой, Цветаевой, устраивали диспуты.
Но когда на рубеже 70-х в стране стали закручивать идеологические гайки, в школу зачастили комиссии. После вмешательства партийных органов Овчинникова и завучей из школы убрали. Ему оставили только руководство ВЗМШ (Всесоюзной заочной математической школой), где в лучшие времена училось до 20 тысяч старшеклассников из глубинки. "Второшкольники", однако, его не забывали. Когда в 1996 году В.Ф. понадобилось лечение в Германии, сразу вызвались помочь. Деньги приходили из Москвы и Бонна, Чикаго и Иерусалима, Бостона и Оксфорда...
В родные стены Овчинникова уговорили вернуться лишь спустя 30 лет: в школе возник конфликт, и разрядить его призвали отца-основателя, полагаясь на его авторитет, такт и твердый характер.
Традиции давних лет оказались устойчивыми: и сегодняшние ученики Овчинникова побеждают на олимпиадах и в конкурсах, уверенно поступают в МГУ, Физтех, в Бауманку. Сложился круг учителей, почти половину которого составляют выпускники школы. И думать здесь учат на всех уроках. У здешнего старожила, математика А. Балабанова любой ученик решает сложные задачи, потому что приучен выстраивать доказательства, а не вспоминать рецепты. У Г. Еселевой ученики не могут не прочесть "Войну и мир", потому что в роман погружаются том за томом, и трудно представить лучшие уроки нравственного осмысления жизни.
История "Второй школы" заставляет задуматься о тех ценностях образования, которые опасно утратить под напором коммерческих расчетов и прагматичности, сопровождающей у нас авторитарную переналадку в этой чувствительной сфере.